Оценка инвестиционного проекта отзывы Балхаш

Озеро Балхаш может повторить судьбу Арала, многие годы взывают казахстанские СМИ. Пока что вопрос не находит какого-либо публичного решения. О ситуации вокруг озера мы переговорили со специалистом Анар Тлеулесовой.

– Г-жа Тлеулесова, вы до пенсии работали в Балхаш-Алакольской бассейновой инспекции.

– Да, я там работала руководителем. Я и сейчас занимаюсь бассейном Балхаша, так как являюсь экспертом по водным ресурсам и членом Балхаш-Алакольского бассейнового совета.

– С Китаем готовится соглашение уже много лет. В принципе, ничего непонятно вокруг него, что происходит. По Иле утверждают, что река несколько обмелела из-за забора воды с китайской стороны или, возможно, маловодья.

– По поводу приточности воды из Иле. Этот вопрос нужно задавать «Казгидромету». Потому что у них есть гидрологический пост при входе из Китая на нашу территорию, на котором они постоянно делают замеры. Они также следят и за качеством воды, берут анализы по воде. Это надо к ним обратиться. И только они могут вам сказать. Не комитет по водным ресурсам. По официальным данным Казгидромета, по уровню озера Балхаш последние несколько лет маловодья не было, так как отметка озера не ниже 342,5 м.

Есть природная закономерность, когда бывает ряд: многоводный, средний и маловодный по водности годы. Мы обычно, когда просчитываем на нужды экономики бассейна объемы воды, берем средний по водности год. В зависимости от года, если это маловодный, то корректируем. Одной из функциональных обязанностей бассейновой инспекции является оформление разрешения на специальное водопользование водопользователю. Инспекции сразу, когда выдают разрешительные документы, предусматривают и одним из пунктов в обязательном порядке в условиях пишут: «в случае маловодности года автоматически на 20% будет снижаться объем забора воды».

– В целом какие прогнозы по Балхашу? 

– Китай следит за нами, и следит очень хорошо. У китайцев есть хорошая черта: что у них написано в протоколах, бумагах, если подписали, то они умрут, но выполнят. В отличие от нас. У них состав комиссии постоянный, из одних и тех же людей, где специалисты всех уровней: по качеству воды, гидрометеорологи, мелиораторы. У нас же состав комиссии каждый раз меняются, особенно руководитель. Потому что этот замминистра ушел, другой новый вице-министр пришел, и вот эта канитель постоянно крутится. Последние годы лихорадит и сам комитет по водным ресурсам. Я сама была членом этой комиссии, мне всегда была стыдно, я стеснялась даже.

В КНР минводхоз – это огромное государство в государстве, которое имеет огромные научно-исследовательские и проектные институты, со всеми службами, также собственные строительные организации. Все эти службы финансируются в достаточном количестве.

У нас этот несчастный комитет по водным ресурсам то туда кидают, то сюда, из министерства в министерство, и никогда к нему нормально не относились. Вот где у нас проблема большая. Этот комитет по водным ресурсам должен быть самостоятельным, а не так: захотели в один двор загнали, захотели в другой, само собой, еще сопровождается сокращением штатов, ну и по дороге растеряли специалистов.

Председатели КВР в последние годы у нас не специалисты. Ну это что за издевательство над водными ресурсами? Здесь должны работать специалисты с профильным специальным образованием. Чтобы они понимали, о чем речь идет. Поэтому и идут все потопы, так как не знают, как предотвратить.

– Балхаш может повторить судьбу Арала?

– Может повторить. Так как китайцы следят за всеми нашими движениями, они нам сами говорят: «Вы же свою воду не экономите, вы что к нам претензии предъявляете?» Иле протекает по Алматинской области с самого начала до конца, впадает в Балхаш. Это у нас сельскохозяйственный регион, здесь промышленного производства нет. Здесь только сельское хозяйство, а у нас в сельском хозяйстве внутрихозяйственной сети практически нет. Мы теряем где-то 60-70% воды! Теряем по каналам. Они у нас все – это просто арыки, вода туда-сюда разливается как может. Вот где у нас проблема нерационального использования воды.

Потом с этой атомной электростанцией. Только мы ее запускать будем – Китай нам перекроет реку Иле, они ждут, когда мы сами начнем уничтожать озеро. Они скажут: «Зачем, если вы сами хотите свое озеро гадить, зачем мы вам воду давать будем?» Само собой, уменьшится приток, значит, озеро не будет добирать нужный объем. Если отметка озера упадет ниже 341 м,  озеро уже будет мелеть. Тем более само озеро мелководное, то есть средняя глубина в основном 6 м, еще есть процесс испарения, площадь зеркала большая, также идет изменение климата и маловодные годы. Абсолютно все пагубно повлияет на озеро и приведет к гибели. Мы его потеряем! У нас не будет Балхаша. Это я вам ответственно заявляю.

В Китае из основного стока реки Иле 86% идет на нужды сельского хозяйства и лишь 12% – на поддержание природных экосистем. Тогда как в Казахстане на нужды сельского хозяйства идет 27%, а 54% стока расходуется на увлажнение природных пойменных и дельтовых экосистем, то есть на поддержание природных экосистем. Мы сейчас держим приток по реке и ежегодно подаем 12 млрд кубометров воды, чтобы удержать необходимый уровень воды в озере, и постоянно КНР доказываем, что основной водопотребитель – озеро Балхаш. В настоящее время надо думать о сохранении Балхаша и недопущении Аральской трагедии и решать проблемы без вмешательства в озеро, тем более строительством АЭС.

– Каковы ключевые проблемы озера Балхаш?

– На нем отсутствует достоверная сеть мониторинга за количеством и качеством воды. Из 20 гидрологических и гидрохимических постов действуют четыре, из девяти метеорологических станций действуют пять, а гидрологические и гидрохимические посты на севере и северо-западе озера и вовсе отсутствуют.

Все это обрамлено несовершенством нормативной правовой и нормативной технической базы. У нас требования по водосбережению не регламентируются, в области водных ресурсов действуют 109 НПА, которые зачастую не согласованы между собой, нет должного регулирования подземных вод. В итоге сохранению бассейна озера Балхаш не уделяется внимание на государственном уровне. Не определен правовой статус бассейна. Еще раз повторяю: на Балхаше никак нельзя атомную электростанцию строить. Надо же думать масштабно, а не только о том, чтобы столько народных денег выкинуть, озеро высушить, радиацию повысили и на этом закончили.

– Получается, тут не Китай забирает много из Иле, а водосбережение плохое?

– В настоящее время да, водосбережения и рационального использования у нас практически нет. Потом, мы абсолютно не думаем о том, что нужно помочь крестьянам восстановить внутрихозяйственную сеть, привести ее в порядок, а потом им передать на эксплуатацию, мы же в этом им не помогаем. А они кто как может, по арыкам так и ведут воду к своим участкам, для того чтобы орошать и в конечном итоге из года в год выживать.

Воду надо беречь по всему бассейну, не только по реке Иле. Необходимо рационально использовать всем отраслям экономики. Во времена СССР были нормативы, сегодня у нас их нет. Они заменены статьей в Водном кодексе, которая гласит, что водопользователь обязан каждые пять лет разрабатывать индивидуальные нормы на единицу продукции. То есть в течение пяти лет водопользователь должен менять оборудование на новую технологию, с меньшими потерями. Но, к сожалению, по факту все то же старое и с большими заборами воды на ту же выпускаемую продукцию. Это все указывает на то, что у нас в системе водного хозяйства не осталось профильных специалистов, иначе не утверждались бы такие нормы.

– Расскажите по Сорбулаку (озеро-отстойник в Алматинской области – ред.), в чем его особенность?

– Поясню. Накопитель сточных вод Алматы Сорбулак действует с 1973 года, до 1981 года сбрасывались сточные воды без очистки. Значит, какие донные отложения в накопителе, можно представить. Позже построили двухступенчатые очистные сооружения – механической очистки и далее полной биологической. Все стоки воды из Алматы подаются на очистные сооружения. Далее по каналу вода поступает в накопитель Сорбулак и по правобережному каналу в два пруда и три водохранилища. Это все комплекс гидротехнических сооружений, за которыми постоянно ведется наблюдение, где имеется определенный штат «Тоспа су», то есть водоканала Алматы. Переполнения этих сооружений не может быть. Я за Сорбулаком наблюдала лет 20, еженедельно туда ездила. Там ничего страшного нет. У него проектный объем – миллиард кубометров воды. Но у нас выше 800 млн кубометров никогда вода не поднималась и не поднимается. В такие-то годы одни умы надумали, что есть опасность, и надо сделать сброс в Иле. Был сброс в Иле, в летний период мы каждую неделю ездили совместно с лабораториями и следили за качеством сбрасываемой воды.

Чтобы осуществлять сбросы в Иле, снова построили канал, установили дополнительные очистные сооружения. Был сброс, и что толку от этого сброса? Он ничего не дал. Только как всегда были потрачены народные средства. На том участке были земледельческие поля орошения (ЗПО), по каналу вода подавалась крестьянским хозяйствам для орошения кормовых культур. После развала СССР, естественно, все пришло в упадок. В настоящее время крестьянские хозяйства сами потихонечку своими силами, насколько они у них есть, восстанавливают и в летний период орошают свои ЗПО. Думаю, лучше восстановить все каналы и крестьянам подавать эту воду, там ничего такого сложного нет.

У нас алматинские очистные сооружения по республике старинные советские, но они лучше всех очищают. Я по Казахстану много поездила и очень много видела современных очистных сооружений, которые ничего не чистят. Некоторые синтетические поверхностно-активные вещества не подлежат очистке, так как химия двигается вперед быстрее, чем ученые разрабатывают методы их очистки.

Поэтому Сорбулак трогать не надо, пусть он как работал, так и работает, не надо его привязывать к Иле. А если мы что-то будем дополнительно впихивать в Сорбулак, то у нас автоматически тариф на канализацию увеличится. У нас и так все дорожает. А чем водоканал будет оплачивать все эти работы? Естественно, на жильцов повесят, автоматически тариф повысят, и так население ничем не дышит. Сорбулак трогать нельзя, иначе одноразовый сброс сточных вод из накопителя создаст много проблем и озеро не спасет. А наоборот, загрязнит дополнительно озеро и оголит донные отложения.

– Как вы относитесь к тому, что у нас создадут водное агентство?

– Вы знаете, у нас еще «Казводхоз» создали, и что от него? От него, кроме вреда, то есть огромного штата в офисе центра Астаны, ничего, на мой взгляд, нет. Если у нас раньше на местах работали облводхозы, сейчас их назвали филиалами, РГП в подчинении «Казводхоза». В районах у нас управления оросительных систем были, которые занимались водой, подавали ее крестьянам. Сегодня это все забрали, создали огромный аппарат «Казводхоза», они большие зарплаты получают, а у этих лопату купить нет денег. Что это за дела? И теперь очередное такое же звено туда посадить на верх? Зачем?

Вот комитет по водным ресурсам вытащить как самостоятельное звено министерством или агентством. Но самостоятельное звено, чтобы он ни под кем не был, мог работать. И туда посадить специалистов. Сегодня в нашем комитете по водным ресурсам один специалист остался только, по-моему. Профессионалов нет. И каждый раз им вешают всякие дополнительные функции, с каким-то видом работы, при этом происходят сокращения штатных единиц. Каждый год вносятся изменения в законы, которые один противоречит другому и практически не работают.

Водный кодекс покраснел от стыда. Во все 145 статей вносили изменения и дополнения. Я недавно посмотрела осенние изменения и дополнения, в ужас пришла. В одной статье первый пункт гласит об одном, второй пункт противоречит первому пункту. Что это такое? Они не работают эти законы на сегодня.

Кодекс о недрах и недропользовании в позапрошлом году приняли – там подземные воды уничтожили, ничего нет. Теперь никто у нас не утверждает запасы, никто не знает, какие запасы, по какой категории и прочее. Все отдали типа КВР – они будут выдавать разрешения. Как он может выдавать разрешения, если он не знает, под землей есть вода или ее нет. И в комитете ни одного гидрогеолога нет, специалистов вообще нет, как они могут знать и как будут работать. Из Кодекса о недрах все убрали, и даже теперь подземная вода у нас ни к недрам, никуда не относится. Это что за идиотизм? Кто готовил и подписывал эти бумаги?

– Это старое министерство по инвестициям и развитию готовило и согласовывало.

– А, вот! Значит, это у нас бизнесу было выгодно все это убрать, и геологам не нужна эта головная боль лишняя.

– Горнодобывающий бизнес, видимо, не хочет платить за водопользование.

– Да. Вот где теперь проблема. А в советское время подземная вода утверждалась как стратегический объект, в основном для питьевых нужд. Вот теперь смотрите. Вы не знаете, у вас вода осталась в ведре или нет. И как вы будете выдавать разрешения? Откуда мы знаем, под землей какая вода, где? Кто все это делать будет? Вот где проблема у нас. Проблема в самих законах. Кто как хочет, туда и крутит. Какая статья ему невыгодна, они все это вычеркивают, исключают.

– По Большому Алматинскому каналу (БАК) могли бы вы пояснить ситуацию?

– Это чистая вода из гор, из реки Чилик, впадает в Бартогайское водохранилище и идет в БАК. Другой вопрос: когда у нас к городу подходит канал – Алматы должен платить деньги за подачу воды, очищать русло своего канала внутри территории города и у них брать воду. Если город не хочет этим заниматься, то, естественно, у нас вся городская территория Большого Алматинского канала загрязненная. Мы же, жильцы,  мусор кидаем туда. Это внутри города, а там, где вода идет по районам и области, она нормальная. Да, у нее скорость большая, поэтому и запрещено там купаться, летом срываются люди и гибнут, бывают такие моменты. Но этот канал был построен уже много лет назад, поэтому и туда нужно выделять средства нормально, чтобы его содержать могли.

Данияр Сериков